Она сидела за кухонным столом и размешивала в плошке осень. Осень была густая, с янтарным отливом, пахла тыквой и имбирем. В окно вяло постукивал дождик. На город опускалась сизая тревожная пелена. Хотя теперь все было с тревожным привкусом, она привыкла.
Он сидел напротив — с таким особым присутствующим взглядом, будто он учитель, вдруг разглядевший в вечном троечнике задатки будущего нобелевского лауреата.
— Почему ты раньше никогда так на меня не смотрел? — спросила она и громко хлебнула осени из чайной ложки.
— А ты все ешь суп из неправильной ложки.
— А ты все не отвечаешь на мои вопросы и говоришь о своем.
— Никогда не любил тыквенный суп.
— А зачем ел?! — ее левая бровь строго изогнулась.
— Из-за любви.
— Да ладно! — бровь встала на место. — Лучше не начинай…
Она встала из-за стола и прошла к мойке. Включила кран и стала наблюдать, как вода заполняет плошку, переливается через край и вытекает вон вместе с остатками осени. В ее движениях ощущалось преодоление. Казалось: если знать ее точку напряжения и даже не ткнуть в нее, а лишь дотронуться, она брызнет мельчайшими осколками.
— Ты теперь не копишь грязную посуду? — удивился он.
— Ага, — она стрельнула в него улыбкой. — Когда мы были вместе, посуда размножалась. Я за этим наблюдала и думала себе: сколько можно жрать?! А потом думала: как нас с тобой много в этом доме, как хорошо! А теперь у меня одна тарелка, одна чашка… Ну ты понял. Я смываю воспоминания.
— Я не совсем понял. Ну ладно.
— Ты стал легко соглашаться. Чувство вины, да?
— Есть немного, — он потер лоб, но ей показалось, что спрятал глаза, которые смеялись. — Как на работе?
— Никак. Надеюсь, меня скоро уволят.
— Ничего не выйдет. Энди — мой друг, он все понимает.
— Почему люди становятся такими чудовищно понятливыми, когда теряют?!
Он не ответил. Он смотрел на нее. Или сквозь нее?
— Зачем ты сюда ходишь? Полтора года прошло, а ты все ходишь… как к себе домой.
Дождь вдруг дал острую дробь, она прижалась лбом к стеклу, и капля сбежала по ее щеке синхронно с каплей по окну.
— Ты зовешь — я не могу отказать, — сказал он еле слышно, она называла эту его манеру «говорить в себя».
— Я хочу спать. Уходи.
— Можно я лягу рядом и посмотрю, как ты заснешь, а потом уйду? Я тихо.
— Это бессмысленно. Уходи сейчас.
Завибрировал мобильный. Она посмотрела на экран, поморщилась, ответила.
— Мам, я не одна, давай потом, — стала слушать, закрыв глаза. — Я не буду об этом говорить. Я ложусь спать, завтра позвоню и отчитаюсь.
