— Я его убила. Это я.
В ее глазах штиль. Кисти ее рук в изящном покое. Никаких внутренних помех. Она спокойна, дружелюбна, а я чувствую, как по спине ползут мурашки — не привычно мелкие, резвые, как при ознобе, а медленные и не предвещающие ничего хорошего.
У нее ультракороткая, как под линейку, челка, волосок к волоску, будто нарисованная острием кисти: платиновые и розоватые тончайшие мазки. Кукольный цвет, но ей подходит. Каре спускается до середины щеки, подчеркивая безупречный подбородок. Меня затягивает мысль, как бы я мог его целовать, захватывая губами, осторожно покусывая, улавливая сбивающийся ритм ее дыхания… Я говорю себе «стоп». Мы собрались здесь совсем по другому поводу.
Она странно одета. Тонкая бежевая битловка, дерзко подчеркивающая все изгибы — и достоинства, и те, которые женщина предпочитает скрывать. Она совсем не худышка, и меня это снова заводит. Еще на ней спортивные штаны с лампасами из знаменитых трех полос и тяжелые ботинки с небрежно завязанными шнурками. Если бюст она демонстрирует, то ноги скрывает. Что с ними не так? Хотя главный вопрос, конечно же, другой: что с ней не так? Загадка, которую я намерен разгадать.
— Зачем ты это сделала? — спрашиваю я после неудобно долгой паузы.
Я вижу, как на ее бледно-серые глаза наползает тень, и кажется, что сейчас брызнет эмоция, но нет — она ее не пускает, загоняет на место. Чуть дрогнувшая линия сжатых губ подсказывает мне, что она владеет искусством самоконтроля.
— Потому что пришло время, — отвечает ровным голосом.
— И это единственная причина?
— Нет.
— Что еще?
— У меня был билет в Лиссабон. Всего один, — она вдруг неловко улыбается.
— И что?
— Он бы меня не отпустил.
