Что тут такого удивительного, если твой бывший спустя два года после разрыва приглашает тебя на ужин? К себе домой. В тот дом, который когда-то был общим: с любимым диваном, огромной кроватью, с уютной кухней для гастрономического разврата, и не только гастрономического. Тут удивительно все, до боли. Поэтому она искала повод, чтобы не поехать, но не находила. Потому что уже согласилась и не привыкла забирать свои слова обратно...
... Можно, конечно же, придумать форс-мажор. Да его и придумывать не надо. Вон он сидит, уткнувшись в ноутбук, и строит свои логистические схемы. Такой серьезный, упертый, хороший и уже родной. Ее новенький мужчина, как она называла его, болтая с подругами. Он появился вдруг, когда больше всего ей хотелось умереть во сне. Одиночка с растрепанной душой в съемной однушке спального района — без советчиков и зрителей, на жесткой эмоциональной удаленке. Новенький ее не спасал, он просто говорил с ней три дня напролет, точнее, слушал ее и задавал сильные вопросы. Она выговорилась, прорыдалась до соплей и дала себе шанс. Все как-то и сложилось. А сегодня она соврала, что едет на ужин с коллегами, потому что правда никому не нужна. Даже ей самой.
Уже пять минут она рисовала стрелки. Они шли вкривь, она тихо материлась, стирала неровный след и вновь в уголке глаза вырисовывала линию, устремленную кокетливо вверх. Зачем я так стараюсь, ворчала про себя, он видел меня всякой, баллы мне зарабатывать не надо, к чему этот маскарад. Ворчала и рисовала. Потом оценивала свое отражение, улыбалась натянуто и слышала свое сердце — оно выдавало громкую дробь. В конце концов, это просто ужин. Он сказал, что хочет увидеться перед отъездом, попрощаться по-человечески. Куда, спросила она. На острова, поработаю с видом на океан, а если понравится, останусь, куплю хижину и буду доживать жизнь среди йогов и серфингистов. Она так и не научилась понимать, когда он говорил серьезно, а когда выдавал в эфир первое, что придет в голову. Ладно, пообещала она, только я ненадолго, у меня… Слова застряли на выходе, боялась признаться, или сглазить, или задеть его чувства. Хотя знала от добрых людей о его микророманах и дерзких историях, которые, впрочем, ничем примечательным не заканчивались. Я не привяжу тебя к батарее, уйдешь когда захочешь, пообещал он с едва уловимым хмыком, понимал, что у нее теперь другая жизнь, где он даже не гость.
Новенький задержался на ней плотоядным взглядом. Может, тормознешь на полчаса, в его взгляде штормило, я аккуратненько, даже платье не помну. Она весело отмахнулась и вновь почувствовала тонкий, но болезненный укол где-то в груди. Зачем ей этот ужин? Еще раз оглянуться на те семь лет, которых больше нет. Воспоминания — коварные фантомы, поначалу они могут согревать, но ты и не заметишь, как они же прожгут в твоей душе огромную дыру с рваными тлеющими краями, и ты еще долго будешь выискивать способы, как и чем эту брешь залатать. Она встряхнула головой, прогоняя незваные мысли, и чмокнула новенького в гладко выбритую макушку. Лысый, надежный, уже родной. Я ненадолго, пообещала она с чуть переслащенной улыбкой, если что, позвоню или напишу, хотя уверена, «если что» не случится.
