Агата сидит напротив меня, сложила одна на другую руки, как прилежная ученица. Ногти у нее выкрашены в два цвета — оранжевый и ультрамариновый — и вообще бессистемно. Мы собрались выпить кофе, но это всего лишь антураж. Она должна мне рассказать важное: чем эта история закончилась.
Жизнь Агаты — это витиеватая вереница историй. Я ей говорю: «Записывай и издавай!» Она: «Пишу я коряво. Если бы кому-то наговаривать. Разбогатею — найму литературного негра. Хочешь быть моим негром? Моей черной рабыней?» Я ее посылаю подальше. Смотрю на нее с вопросительной готовностью. Агата влюбилась. Но получилось все не так. Она обещала рассказать почему.
Истории Агаты — как прозрачные воздушные шары. И наполнены они чем-то ярким и разноцветным до рези в глазах. Так я вижу ее истории, когда слушаю. Сама Агата называет себя colorfreak, что можно перевести как «чокнувшаяся на цвете». Эта чокнутость ей очень подходит. Например, одежда: цветовая комбинация, которая на одном человеке будет выглядеть нелепо или смешно, на Агате смотрится стильно и экстравагантно. Она умеет играть цветами. Она вообще хорошо умеет играть. В «Имаджинариум», в карты, на бильярде, с мужчинами. Обычно она выигрывает. Но бывает, мироздание не идет у Агаты на поводу, оно восстает против удачливости отдельно взятой особи с сомнительными планами на будущее и подкладывает ей свинью — большую, розовую, опасно молчаливую.
Агата заказывает большую кружку капучино без сахара и смотрит на меня с плутовским прищуром золотистых глаз.
— Ну хватит уже, не томи! — знаю я все эти ее излюбленные приемчики и нетленные фразы типа «Ожидание весны лучше самой весны».
— Пару месяцев назад я взяла и влюбилась, — начинает Агата и замирает на взлете. В ее глазах расползаются лужицы грусти — или мне это только кажется.
